Воспоминания о П.А.Ребиндере
Е.Е. Ребиндер

Сорок лет рядом с Петром Александровичем

В 1929 году я начала работать машинисткой в объединении Минералруд, которое находилось недалеко от Политехнического музея, и работала там до того, как вышла замуж. Петр Александрович меня оттуда просто вытащил... Он был консультантом в этом учреждении, и я время от времени его там видела. Он сразу произвел на меня очень приятное впечатление (я на него, вероятно, тоже). Он так отличался от всех: цветущий, необыкновенно вежливый, даже старомодно вежливый. Если ему нужно было что-то напечатать, он старался, чтобы это попало именно ко мне...

Таким образом, мы были служебно как-то знакомы, но окончательное знакомство состоялось позже в доме у известного физика – профессора К.А.Путилова, у которого на стене висел мой рисунок, выполненный при помощи пишущей машинки с двухцветной лентой. Петр Александрович очень заинтересовался этим рисунком и стал допытываться, кто же его автор...

Мы были познакомлены домами, и в июле 1932 года совершился наш брак. Расписывались мы в обеденный перерыв. В ЗАГСе за одним столом регистрировали браки, смерти и рождения, и везде висели большие плакаты: "Берегитесь венерических болезней!" После ЗАГСа мы зашли к Петру Александровичу домой, выпили по бокалу шампанского, его мать испекла хворост и какое-то печенье, а потом разошлись по своим учреждениям и разъехались по домам...

После этого мы венчались в церкви. Моя мать и тетка Петра Александровича Евдокия Петровна были очень религиозными и настояли на том, чтобы мы обязательно венчались. Мать Петра Александровича не очень возражала, хотя была атеисткой. Как-то маленькая Аля, моя дочь, ее спросила:

-Бабаня, ты веришь в бога?

-Что ты, я культурный человек!

Они все были типичные курсистки, стриженые и с папиросами...

В день венчания на Сходне, когда Петр Александрович, как всегда, опоздал, я чуть не уехала; я сказала себе: "Если только он не приедет следующим поездом, то я уезжаю обратно!" Но он, хотя и с опозданием, все же приехал, и венчание состоялось. После венчания мы опять уехали, каждый по домам.

Лишь через некоторое время мы уже вместе поехали в "Узкое", где сняли избу в деревне - тогда вокруг была деревня, не было этих громадных домов. Столовались же в санатории.

Петр Александрович еще не был членом-корреспондентом, он был профессором. Но это было прекрасное время, в Узком была интереснейшая публика, масса замечательных людей. Кого я там только не видела! Еще не было ни радио, ни телевидения, ни кино, но были прекрасные концерты! Приезжали Гольденвейзер, Нейгауз, пел Доливо. Был совершенно особый колорит. Заведующей этим санаторием, хозяйкой, была настоящая гранд-дам. Был табльдот, один большой стол, все приходили к обеду, и никто не смел садиться раньше хозяйки. Готовили прекрасно. Прожили там около месяца, я вернулась на службу, и вдруг мне сказали: "Это просто возмутительно! После медового месяца она поправилась! Обычно худеют!" Может быть, первый раз в жизни я как следует, хорошо ела...

У меня сохранились документы того времени, позволяющие судить о наших доходах. Я, секретарь-машинистка первого разряда, получала оклад 125 рублей в месяц. А Петр Александрович, профессор Педагогического института имени Карла Либкнехта, получал 64 рубля 80 копеек!

В 33-34 году я очень хотела поступить учиться.

- Мне нужно подготовиться, все-таки я целых пять лет работала после школы, и мои знания уже во многом улетучились, - говорила я.

Но Петр Александрович возражал: "Если ты не можешь сама подготовиться, значит из тебя ничего не выйдет. И вообще, будет гораздо больше пользы, если ты будешь не учиться, а мне помогать. Все равно, даже если ты кончишь какой-нибудь институт, работать не будешь. Зачем тебе работать, будешь помогать мне. Ты гораздо больше принесешь пользы, сохранив мое время."

В общем, я, вероятно, не работала бы. Но тут он решил меня приохотить к химии.

Я стала работать в лаборатории на Разгуляе, в Педагогическом институте имени Карла Либкнехта, вместе с А.Б.Таубманом, Е.К.Венстрем, Н.Е.Марковой. Занималась эмульсиями довольно долго, с 1932 по 1935 год.

Однажды мы прочли в газете, что Петр Александрович избран членом-корреспондентом Академии наук. И ничего, никаких материалов с него не требовали, никаких волнений не было, никакой драчки, как теперь, ничего... Прочли в газете, что избран и все... Сохранилось Удостоверение члена-корреспондента Академии наук, датированное первым февраля 1933 года и подписаное Комаровым, президентом Академии наук. Каким молодым выглядит Петр Александрович на этой старой фотографии!

Когда мы пришли в его лабораторию, все его торжественно встречали, написали ему поздравительное письмо, которое кончалось призывом: "Вперед, к новым победам!"

Отдыхали мы теперь уже не в деревне, а в самом санатории "Узкое".

В 1934 году мы поехали в Крым. Я первый раз в жизни поехала на юг. Мы доехали до Севастополя, наверно, потом ехали на машине через Байдарские ворота до Ялты... От Байдарских ворот потрясающий вид на море! Для человека, который никогда не видел моря, это незабываемое зрелище! Из Ялты поехали в Алушту, а из Алушты на моторной лодке в Судак. Ехали несколько часов. Лодку сильно качало. Я никогда не отличалась крепким здоровьем, но меня никогда не укачивало, а Петра Александровича укачивало, как ни странно...

В Судаке мы сняли маленький домик у Кономопуло, исторический домик... Петра Александровича в этом домике прельщало то, что он жил в нем еще до меня, с матерью и с Федяевскими. Его особенно привлекала гора Алчак, на которой было много кальцита. Он забирался на эту гору, и я должна была туда лезть.

Гора была небольшая, но для меня все равно это была гора. Альпенштоком Петр Александрович выкалывал кальцит для изучения поверхностных явлений... Ведь именно на образцах кальцита он обнаружил эффект адсорбционного понижения прочности, впоследствии названный его именем. Он откалывал кальцит, складывал его в мешки, и мы его сносили вниз, упаковывали в посылки и отправляли в Москву в адрес Института прикладной минералогии.

Представьте себе живописную картину: Петр Александрович колет, колет, накладывает и говорит:

-Ну, спускай вниз! Только осторожно, а то ты упадешь - весь кальцит побьешь!

В 1935 году родилась моя старшая дочь Аля, и занятия коллоидной химией мне пришлось прекратить. Но помогать Петру Александровичу всем, чем могла, я старалась все сорок лет нашей совместной жизни.

У матери Петра Александровича было три сестры и один брат, самый старший - Федор Петрович Халютин. Очень милый человек, юрист по образованию. Он погиб от голода в блокаду Ленинграда...

Федор Петрович летом всегда отдыхал у нас на даче. Петр Александрович его очень любил. Однажды он ему гордо сообщил:

- Дядя Федя, знаешь, какой я подарок сделал Леночке? Я подарил ей пишущую машинку!

Федор Петрович воскликнул:

- Ничего себе подарок: каторжнику ядро!

Помню еще случай. Мы собирались в Кисловодск или в Ессентуки - не помню. И я страшно не хотела оставлять одну Алю, ей было всего четыре года. Я была такая сумасшедшая наседка и, уезжая, плакала. Петр Александрович говорит:

- Это возмутительно! Моя жена едет со мной, я ее везу на юг, а она недовольна и плачет...

Федор Петрович тут же возразил:

- Слушай, ты радоваться должен, что у тебя такая жена, а не какая-нибудь фифа, которая только и хочет где-нибудь попрыгать...

Так что со свекровью и с Федором Петровичем у меня всегда были хорошие отношения.

Вспоминаются трудные военные годы. Мы- в Казани, в эвакуации. Старая записная книжка, где и сейчас сохранились записи, сделанные почерком Петра Александровича. "В люксе куплено: шерстяной костюм, туфли женские, юбка..." "Сахар стоит 400-500 рублей килограмм. Рябиновая настойка 1000 рублей". Сколько я мучилась с этой водкой! В милицию меня таскали за то, что я меняла ее у раненых на сахар!

День Победы 9 мая 1945 года приходился на пасхальную неделю. У нас были пасха, куличи, которые очень хорошо пекла мать Петра Александровича, моя свекровь Анна Петровна. И в этот день к нам на Сретенский бульвар пришли Николай Николаевич Семенов и Александр Наумович Фрумкин. Какие-то были дела общие, но мы все пошли вечером после чая на Красную площадь. Я как сейчас помню: накрапывал дождь, но все были в приподнятом настроении, радостно, все вместе шли на Красную площадь. Она была полна ликующим народом. Звучала музыка, люди пели, плясали... Вся Москва была на улицах... Это был действительно великий праздник...

В 1946 году Петр Александрович был избран действительным членом Академии наук. Передо мной удостоверение, подписанное С.И.Вавиловым. Сергей Иванович очень хорошо относился к Петру Александровичу, у меня сохранились даже его записочки...

Числясь "домашней хозяйкой" и выполняя все связанные с этой "должностью" обязанности- довольно утомительные, поскольку Петр Александрович был человеком весьма общительным и постоянно был окружен множеством людей, нуждавшихся в его обществе, я одновременно переписывала на машинке массу рукописей. Мы никогда не ездили на дачу без пишущей машинки.

Помню, Петр Александрович звонит мне по телефону из Института физической химии:

- Приходи сейчас же, у нас отчеты, машинистки не успевают!

- Ну, я, конечно, рысью туда - печатать отчеты!

Петр Александрович очень любил командировки за границу и никогда не ездил как турист. Я ездила с ним за границу двадцать раз. Трижды были в ГДР и во Франции, были в Финляндии, Швеции, Дании, Норвегии...

В Швеции были дважды, в том числе на очень торжественном праздновании пятидесятилетия Шведской инженерной академии наук в театре, с присутствием шведского короля. Все в парадных платьях, в зале уже сидят, входит король, никто не встает, никаких аплодисментов. Он проходит, садится, и начинается доклад.

Потом был роскошный прием и банкет в ратуше. На этом банкете Петру Александровичу были представлены несколько Ребиндеров, живущих в Швеции.

Поездки эти были очень утомительны. К Петру Александровичу никак не относились Пушкинские слова о том, что мы "ленивы и нелюбопытны". Он ничего не упускал, ничего. Он должен был все посмотреть, все, что только можно. Он так боялся что-нибудь пропустить, что обычно из-за этого у нас всегда времени было впритык. Однажды мы должны были из Финляндии ехать куда-то за границу. Выезжаем заблаговременно. Я думаю- вот странно: мы можем спокойно поехать? Ничуть не бывало... Оказалось, что мы по дороге заехали в какой-то замок, которого Петр Александрович еще не посмотрел...

В 1958 году Петр Александрович был приглашен читать лекции в Китай, и я не поехала с ним. Во-первых, это далеко, во-вторых, тяжело больна была его мать Анна Петровна, и был еще совсем маленький внук Петя, а Аля еще училась в университете. Одним словом, мне уехать было нельзя. Там он очень скучал, и даже сочинил стихотворение:

Осталось в кармане
Четыре юаня,
А до дому путь так далек.
И скучно в Пекине
Такому мужчине.
Который, как я, одинок...
По лавкам ходить?
Тоже толку ведь мало.
Товары у них хороши,
Они вызывают муки Тантала,
А вместо юаней уж - пшик!
С утра ведь натрудишься в разных работах,
Пройдешься по Ван Фуе-Дин...
Хоть в "Дружбу" зайти,
Посмотреть "Идиота",
А то вечерами один...
Но спать все китайцы
Так рано ложатся,
А "Дружба" от нас далека...
Наукой бы, что ли, от скуки заняться?
Но я не трехжильный пока!

* * *

И, в родном хотя Китае я,
Но сказать совсем не грех:
"Хороша страна Болгария,
А Россия лучше всех!"

Но что было потом! В Китай он летел на самолете. Этот самолет два дня отдыхает в Пекине и потом с этим же экипажем возвращается обратно.

Ко мне приходят милые знакомые, и говорят:

- Ну что, вы получили телеграмму от Петра Александровича?
- Нет, - отвечаю, - пока не получала.
- А вы знаете, самолет-то разбился!
- Как разбился?!
- Да вот, в газете было написано: разбился самолет!

Я бросилась смотреть газету, которую мы получали, - там ничего не было. В то время на углу нашего дома был стенд, где вывешивались газеты. Кинулась туда - ничего не вижу, перед глазами строчки прыгают... Ничего в газете не нашла.

Потом выяснилось, что на обратном пути самолет со всем экипажем, который был при Петре Александровиче и с которым он за время долгого пути успел познакомиться, действительно разбился.

Я немедленно ему позвонила: "Прошу тебя ехать обратно на поезде!" А он мне отвечает:

- Дважды подряд такое не бывает! Вот Фрумкины только что улетели и благополучно прибыли в Москву.

Но все-таки уехал он из Пекина на поезде, и ехал чуть ли не неделю. Его провожала масса народу, подарили ему массу всяких китайских штучек...

Меня всегда удивляло, как много Петр Александрович работает, куда бы он ни шел, куда бы ни ехал - у него всегда была тетрадка и карандаш, он всегда что-то записывал, делал какие-то заметки, писал какие-то формулы и говорил, что жить без этого не может.

- Зачем ты так много работаешь?- говорила я ему. - Это ужасно утомительно! И ведь платят тебе совсем немного...

Он возражал:

- Даже если бы мне ничего не платили, я работал бы ровно столько же!

Помню- это было уже в конце жизни- он читал лекцию в Политехническом музее. После лекции он выглядел очень утомленным. Я ему сказала:

- Напрасно ты это делаешь - это была благотворительная лекция, совершенно бесплатная...

Он ответил:

- А знаешь, я люблю такие выступления! Когда я так свободно говорю перед внимательной аудиторией, мне в голову приходят порой неожиданные мысли, новые великолепные идеи, настоящие озарения... Именно когда я выступаю! И мне это приятно...

Кстати, Петр Александрович всегда читал лекции без микрофона, потому что он говорил громко и у него была хорошая дикция, и везде его было слышно.

Неутомимый труженик науки, он чувствовал удовлетворение от того, что мог подарить людям новые замечательные идеи... Всегда веселый, всегда переполненный энергией, он прожил удивительно насыщенную большими делами жизнь, он никогда не унывал и умел делать любую трудную работу интересной, занимательной, приятной... В любой аудитории от его добрых шуток становилось светлее и теплее. Никто не видел его больным, немощным, утратившим надежду...

Таким мы все запомнили его, таким он совершенно внезапно ушел из жизни роковым жарким летом 1972 года...