УГРЮМ-РЕКА В НАУКЕ

Российская наука Сибирью прирастать будет

Пещерный холод, обветшалые помещения, замершие приборы, островки едва теплящейся жизни и престарелые обитатели - вот типичная картина в сегодняшних академических институтах. О бывших "ящиках" и вовсе говорить нечего – вспомните "Сталкер" Стругацких и сразу получите полное представление об их образе. Причины понятны: денег нет не только на достойные зарплаты, но на поддержание самой научной деятельности.

Государственные учреждения по определению должны финансироваться государством, но те, кто наивно на это полагается, обречен на длительную агонию и неизбежное последующее вымирание. Некоторые это уже поняли и, присмотревшись к жизни западных научных Центров, пытаются наладить что-то похожее и у себя.

Странный парадокс, но чтобы увидеть более или менее нормально работающий, во всяком случае, действительно живой институт можно, надо ехать подальше от столиц.

В новосибирском Институте катализа им. Г.К. Борескова не только светло и тепло, но и полно молодежи. Безошибочный индикатор истинного положения вещей в учреждении - туалеты - здесь как в преуспевающем банке. В коридорах стоят банкоматы, через которые сотрудники получают в удобное им время заплату, а сами зарплаты явно превышают бюджетное финансирование института.

Думаю, не открою тайну, если скажу, что верхушка многих научных институтов сегодня благоденствует на сдаче в аренду помещений. В институте катализа, да и, как мне сказали, во всем сибирском отделении Академии наук ничего подобного не увидишь. В свое время, пусть жестко, но как показало время, справедливо, на такую политику наложил вето президент сибирского отделения Академии наук академик В.А. Коптюг. Он прекрасно понимал, как это развратит не только дирекции институтов, но и их коллективы, как изменится та особая атмосфера их академической жизни, без которой невозможно в науке рождение чего-либо стоящего. Директор института катализа, академик Валентин Николаевич Пармон недоумевает: "Честно говоря, не пойму, как московские институты находят лишние площади для сдачи в аренду? Нам, например, их постоянно не хватает: наш институт при строительстве был рассчитан на 600 человек, а у нас сегодня работает 800".

В институте катализа бросается в глаза не только увлеченность сотрудников своим делом, но и простите, их преуспевающий, респектабельный внешний вид, что стало сейчас скорее исключением, чем правилом в научном сообществе, большинство членов которого вынуждены жить сегодня по принципу "не до жиру – быть бы живу".

Тут и там мелькают замечательные молодые лица – студентов, аспирантов, молодых специалистов и кандидатов наук. Лаборатории явно недавно отремонтированы, приборы на ходу, всюду компьютеры, на досках объявлений – масса полезной информации. Открытость информации о внутренней жизни института – вообще, похоже, кредо дирекции. Из специально издаваемого в институте ежемесячного бюллетеня "Каталистик" узнаю, что всего за три месяца - июль, август, сентябрь - 44 сотрудника института выезжали за рубеж по своим научным делам! Таких грандиозных цифр не припомню даже в лучшие для российской науки времена.

Откуда же вся эта благодать? Чудеса здесь, конечно, ни при чем. Государственное финансирование составляет всего лишь 15% бюджета института, 10% - это гранты, то есть деньги, полученные на конкурсной основе от различных Фондов и 75% - заработки института по договорам и контрактам с промышленниками. Из этих цифр ясно, что институт занимается не только фундаментальными исследованиями, но и прикладными.

Не располагаю статистикой, но думаю, что по количеству грантов институт катализа не выбивается из основной массы российских академических институтов и университетов. Поражает другая цифра – доходы от прикладных исследований, занятие которыми всегда считалось делом отраслевых институтов, а не академических.

Приведу несколько фактов, красноречиво подтверждающих, что ученые института зря хлеб не едят. На сегодняшний день промышленность (отечественная и зарубежная) в общей сложности использует более 50 катализаторов, разработанных в Институте катализа. Например, с использованием его катализаторов до недавнего времени в России получали весь полипропилен, на основе его катализаторов производятся серная кислота, светлые топлива, высокооктановые бензины. Разработанную институтом технологию очистки промышленных газов (исключительно важной для экологии), используют не только предприятия России, но и США (более 20 предприятий!), Болгарии, Японии и Китая. У института сегодня 3 опытных завода и два филиала – в Москве и Санкт-Петербурге.

Откуда такая эффективность работы? Может, народ там талантливее и трудолюбивее, чем у соседей?

Народ там такой же. А вот организация – действительно здорово отличается. Систему, которая худо-бедно встроилась в Российское государство и рынок, в институте создавали десять последних, реформенных лет. Прикладным исследованиям большое значение придавал еще первый директор института – выдающийся ученый, академик Георгий Константинович Боресков. Строительство всей нынешней системы управления начал сменивший его и рано ушедший из жизни академик Кирилл Ильич Замараев. И вот уже четыре года Валентин Николаевич Пармон активно развивает дело своих предшественников, стараясь в этих нелегких условиях сохранить все лучшее, что было и есть в институте.

Институт работает как современная исследовательская корпорация: действует жесткая система экономических рычагов – наказаний и поощрений. Каждая лаборатория – это государство в государстве со своим личным бюджетом, доходами и "налогами" - отчислениями в общую институтскую казну. Плохо работаешь – сиди на госбюджетном, мизерном пайке, хорошо – получай все тобой заработанные деньги: гранты, доходы от договоров и контрактов, а может и сверх того – из централизованного директорского фонда. Если лаборатория прикладными исследованиями не занимается, но ведет действительно перспективные фундаментальные исследования, ее тоже поддержат: и к зарплате прибавят, и кое-что необходимое для научной деятельности подкупят. Если же лаборатория зарабатывает контрактами, ей придется кое-что отдать в общую копилку.

Куда пойдут эти деньги? Стипендии студентов и аспирантов и зарплаты молодых специалистов настолько низки, что на них и неделю не протянешь, так что если не хотите, чтобы они исчезли как класс, их надо подкармливать. Да и зарплаты сотрудников многих вспомогательных подразделений института, без которых его жизнь невозможна, просто смешны: например, зарплата шофера по штатному расписанию составляет 150 рублей. Попробуйте, найдите желающего.

Государственного финансирования академических институтов не хватает сегодня ни на их обогрев, ни на энергообеспечение, ни на новое оборудование, ни на материалы и реактивы – словом, ни на что. Стоимость же, например, самого скромного хроматографа 10 тысяч долларов. Оборудование, без которого невозможно проводить исследования на современном, мировом уровне, и вовсе может стоить до нескольких сотен тысяч долларов. Насколько это оборудование важно, можно видеть из такого примера. Недавно институт приобрел наисовременнейший, почти уникальный ЯМР-спектрометр. Чтобы максимально его использовать, работают на нем почти круглосуточно, расписан каждый час. Итог: ЯМР группа имеет наибольшее число публикаций "на душу населения", причем исключительно в престижных международных научных журналах, зарабатывая очки не только себе, но и всему институту.

Словом, деньги есть куда "по делу" потратить. Однако очевидно, что если дирекция поведет нечестную игру, все это зыбкое здание сразу рухнет. Ее наипервейший результат – заключение лабораториями договоров в обход института, а вслед за этим – и тот самый пещерный холод, и руины, в которых лежат институты. Таких примеров – масса.

Деньги добывают не только непосредственно исследовательские подразделения. В институте созданы хорошо работающие отделы маркетинга и внешних связей. При разговоре с их руководителями, невозможно отделаться от ощущения, что ты находишься в "новой русской" компании. Их речь пестрит словами "рынок", "потребитель", "интересы фирмы", "имиджевая акция", в руках у них - мобильные телефоны - словом, вся атрибутика налицо. Но присутствует не только атрибутика, но и результат: институт успешно внедряет свои разработки на предприятиях, продает лицензии за рубеж, получает от промышленности заказы. Что очень важно – в противоположность большинству обнищавших российских ученых институт не продает свои разработки задешево и их авторам это делать не разрешает. И такая политика себя оправдывает: авторитет института и в России, и за рубежом от этого только растет и крепнет, а валютные поступления год от года растут. С другой стороны, общаясь с производственниками, институт не занимает позицию мэтра, чем обычно страдает Академия наук, а пытается понять их проблемы и ориентироваться на их нужды. Доверительный разговор, который ведет институт на организуемых для промышленников семинарах и затраченные на них деньги, воздаются сторицей – заключаются новые договоры и контракты. Как сказал В.Н. Пармон, "мы ведем агрессивную политику в России, с Западом же общаемся по принципу: кто сам на нас выйдет, с тем и работаем". Руководство института считает, что принятый когда-то в советском государстве принцип "догнать и перегнать", в нынешних условиях равносилен самоубийству. "Если по какой-то проблеме пошел вал публикаций - все, мы опоздали! В условиях ограниченности наших материальных и человеческих ресурсов мы можем позволить себе быть только пионерами", - считают в институте. То есть, попросту, проводимые исследования и разработки должны быть вне конкуренции.

Ясно, что каждую разработку надо "раскручивать": если о ней не заявлять во всеуслышанье и не доказывать ее ценность – так и сгинет она невостребованной. Так что отделу маркетинга есть чем заняться. Сколько же, вы думаете, там работает человек? Полтора. То есть один и еще один на подхвате. Крутиться приходится, как в хорошей частной фирме, круглосуточно.

Заработать в институте катализа стараются на всем. Имеющийся приборный парк используют не только для своих исследований, но и для выполнения заказных работ для других научных организаций. Причем заказы бывают со всей России, в том числе и из далекой Москвы. Что, в московских академических институтах нет аналогичных приборов? Есть, но о них и о возможностях тех, кто на них работает, попросту не знают. А о возможностях института катализа знают, вот и обращаются туда со своими нуждами.

Еще один вид заработка - проведение конференций. Это, обычно убыточное занятие, институту приносит прибыль: хорошая их организация привлекает иностранных ученых, способных оплатить организационный взнос в 200-300 долларов, а сложившийся имидж института позволяет их привлечь немало. Причем свои мероприятия институт проводит не только и не столько на сибирской земле, куда не всякого заманишь, а, например, в Питере или в Варшаве: организация там культурной программы с осмотром достопримечательностей, как всякий нормальный туристический бизнес, тоже дает доход.

Институт не жалеет средств на свою рекламу: выставочная деятельность, ежегодные выпуски на английском языке обзора своих достижений, организация научно-практических семинаров, производство рекламных видео-роликов. Но, как показывает жизнь, – все окупается.

Неужели все так хорошо в институте катализа? Прямо-таки рай земной!

Проблем, конечно, хватает. Прежде всего, институт, лаборатории – это живые люди со своими характерами, мировоззрением, возможностями. Все держится исключительно на их интересе, который не всегда совпадает с корпоративными интересами. Например, в институте выгодно работать не на постоянной ставке, а по контракту: зарплата, как правило, в два-три раза выше. Далеко не каждого еще и переведут на такую форму работы. С другой стороны, бывает, ученый заключит договор, авансом получит институтские блага – материальные или социальные, съездит за его счет за рубеж, да потом, не дождавшись срока окончания контракта, туда и уезжает. Налицо –конфликтная ситуация. Как сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы?

Понятно, что уезжает, прежде всего, молодежь: окончит аспирантуру, защитит диссертацию и дальше - вольна как птица. Да еще система поощрения молодежи такова, что студенты и аспиранты нередко имеют в совокупности гораздо большие доходы, чем молодые кандидаты наук. К тому же, после окончания учебы иногородние теряют место в общежитии. Институт и рад бы купить им жилье, а может даже и дом для своих сотрудников построить, но поскольку статус у него государственного учреждения, то и вся его собственность – федеральная. Это значит, что в любой момент ее могут отобрать без зазрения совести.

Все эти обстоятельства просто толкают молодежь на отъезд за границу. Вот и получается, что наша бедная страна бесплатно готовит высококвалифицированных специалистов с тем, чтобы их затем поставлять в преуспевающие, развитые страны, оставаясь ни с чем.

Институт катализа как может, привлекает молодежь – вплоть до оплаты снимаемого ими жилья. Сегодня он может похвастаться 50 студентами-дипломниками, 35 аспирантами и 67 молодыми соискателями. При общей численности научных сотрудников института в 350 человек, согласитесь, цифра неплохая. Столичные академические институты и этим не могут похвастать: выпускники вузов сразу перетекают в коммерческие структуры и инофирмы.

"Санкт-Петербург и Москва, подобно всем столицам мира, станут только деловыми центрами, утратив статус научных, - считает академик Пармон, - наука же переместится в регионы, как это произошло в наиболее развитых странах ". Сегодня дирекция института размышляет, что можно сделать, как изменить молодежную политику, чтобы после защиты ребята не уезжали.

Но молодежь – это только часть проблемы кадров. Как быть с пенсионерами? Ведь, что скрывать, если коллектив сильно стареет, перспективы его невелики. В институте катализа многих пенсионеров сняли с руководящих должностей, предложив им статус ведущих научных сотрудников, иных оставили лишь на четверти ставки. Это, конечно, решительный и очень смелый шаг. Если вспомнить престарелый возраст всего руководства Академии наук – то это, прямо-таки, вызов.

Еще одна сторона проблемы – подготовка новых руководителей. Валентин Николаевич придерживается мнения, что комсомол в этом смысле был очень полезной организацией: молодежь там набиралась опыта организационной работы, теперь же это делать ей негде. Сейчас в институте возрождается Совет молодых ученых, который мог бы стать объединяющей молодежной организацией и школой для будущих руководителей.

Серьезная психологическая проблема, с которой приходится сталкиваться руководству института – менталитет постсоветского ученого, которому очень трудно объяснить необходимость содержания в институте менеджеров, тем более, если их зарплата оказывается выше, что, кстати, типично не только для нашей страны. Да и самих менеджеров взять неоткуда. Что лучше – выращивать из своего коллектива химиков или взять постороннего экономиста? Оказалось, и первое, и тем более, второе – мало подходящие варианты. Сейчас в Новосибирском университете – основном поставщике кадров, разрабатывается программа подготовки менеджеров: четыре года учишься на химика, а затем еще два постигаешь азы управления и экономики. На таких специалистов возлагается большие надежды.

У института есть три опытных завода – два в Омске и один в Волгограде, где можно было бы наладить промышленный выпуск своих разработок. Однако статус академического института не позволяет ему это сделать: приходится все оформлять как опытную партию. В сентябре Государственная Дума хотела было ввести поправку к соответствующему закону, но наш президент наложил на нее вето. Вот вам еще одна практически не преодолимая проблема. А ведь выпуск продукции позволил бы институту иметь стабильные внебюджетные поступления.

Но что действительной может стать катастрофой для института - это передача контроля за внебюджетными поступлениями государственному казначейству, о чем сейчас все больше начинают говорить в Совете Федерации губернаторы, желающие к тому же иметь и свои собственные губернские казначейства. Для науки - это смерть. Если таким благополучным институтам, как Институт катализа начнут в местной администрации предписывать, на что можно потратить деньги, а на что - нельзя, вся построенная система рухнет.

Понятно, что проблемы, с которыми сталкивается институт катализа, близки всей российской науке. Отток кадров за границу – головная боль всех университетов и научных учреждений. Наибольших масштабов он достиг в середине 90-х, затем немного утих, но после августовского кризиса прошлого года вновь увеличился. Как тут быть? Запретить выезд? Академик Пармон считает, что ездить молодым ученым за границу надо: там они приобщаются к мировой науке, культуре, осваивают язык. Однако наиболее эффективный режим поездок – челночный: три месяца там, три – в России. Опыт показывает, что если ученый уезжает за рубеж более чем на год, он уже не возвращается.

Что касается финансирования российской науки, то В.Н. Пармон вовсе не сторонник ее самоокупаемости, как это можно подумать, познакомившись с жизнью института катализа. По его мнению, существует три вида науки: фундаментальная, которая дает новые знания, поисковая – фактически экспертиза некоторых научных идей и прикладная, которая имеет четкого заказчика. Государство, как он считает, должно полностью финансировать фундаментальную науку и частично – поисковую. Например, полностью на государственном обеспечении должны быть такие институты как институт теоретической физики. Другое дело, вместе с изменением Мира и течением времени надо "уточнять приоритеты и пропорции".

Как распределяются сегодня деньги, выделенные на науку? Также, как и десятки лет назад: садятся, грубо говоря, десять академиков и делят их "по справедливости", то есть по старым пропорциям. А ведь времена нынче совсем другие, и приоритеты, следовательно, тоже должны поменяться. Опять же, когда во всем мире деньги на науку распределяют по научным программам, у нас все еще по старинке – по ведомствам.

По мнению академика Пармона сегодня на первый план выдвигаются социально-значимые проблемы, затем – те направления, по которым нам удалось вырваться вперед, далее – те области, где Россия начала спотыкаться, то есть где попросту захлестнул импорт, вытеснив отечественную продукцию. Ну и последняя проблема, попавшая в разряд приоритетных – воспроизводство кадров.

Есть ли в России сегодня научные Центры, похожие на Институт катализа? Как считает Валентин Николаевич, в химии – вероятно, нет, в других областях науки можно назвать Институт ядерной физики, Институт прикладной механики, Институт теплофизики, Институт геологии. Обратите внимание – все они – институты сибирского отделения Академии наук. И нет ни одного столичного.